Путешествие по ложному миру.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО «ЛОЖНОМУ МИРУ».

О проекте Владимира Назанского «Внутренняя Азия» в Бишкеке. 2004.

Граница России с Казахстаном. Среди железнодорожных путей – бункер,

бетонное сооружение без крыши, с окном у самой земли. Над бункером вывеска - буфет «СТАЛКЕР».

Российские на тенге поменяли все? – интересуется дяденька с испитым лицом.

Семипалатинск. Поезд несётся по степям Казахстана. Почти белая, покрытая

глубокими трещинами земля. Заброшенные города: окна многоэтажек заложены кирпичами, рядом – ржавые рельсы, разбитые вагоны и цистерны,

останки производственных мощностей. Серая степь. Стелется волной ковыль, мёртвые кусты и деревья, островки соли леопардовым окрасом расползаются по степи до горизонта.

Чем глубже наш поезд внедряется в чужую, незнакомую страну, тем больше казахов.

Уже почти одни казахи бегают из вагона в вагон, туда-сюда, туда-сюда.

- Кочевники… - мечтательно вздохнула Лена Юдина.

Мальчик-казах кроет русским матом по сотовому телефону.

- Синтез культур… - комментирует Лена, она – «в образе», она – «востоковед».

Сараи, сарайчики, сараюшки. Где крыша глиной замазана, где соломой покрыта.

И, неожиданно нарядные, ярко-белые скульптурные группы – печи. Они отдельно от прочих строений, по три – четыре объекта рядом, они украшают пейзаж.

Мы – тоже кочевники. Все художники в чем-то кочевники. Словно резвый конь несётся микроавтобус. За окном – горы, снежные вершины дырявят облака, кровавый след тянется вдоль подножья – май, маки цветут. Через горы, через перевал из Алматы в Бишкек.

Всего 150 сомов!

Две киргизки на заднем сиденье. Та, что помоложе безуспешно пытается

грудью заткнуть рот норовистого младенца. Пахнет потными телами, записанными пелёнками, кислым молоком. Непонятная речь и, вдруг, на русском:

- Много самолётов летает, оттого и огурцы вялые растут! – бурчит одна кыргызка другой.

- И американцев много. Видела их у сельсовета: маленькие, как лилипуты, автоматы висят, больше их ростом, до земли. И негр с ними! – делится наблюдениями вторая, кормящая мать. Потрясённые новостями притихли (даже младенец) - переваривают информацию, кусок лепёшки и запивают всё кумысом из пластиковой бутылки.

Бишкек. Национальный музей. Нас пропускает через «черный ход»

старушка-вахтерша.

- Откуда вы, деточки?

- Из Новосибирска, бабуля - вежливо отвечаем мы и пытаемся

протиснуться дальше, в залы.

- Новосибирск, как Москва! – решительно преграждает путь вахтёрша,

однако, заметив на наших лицах следы недоумения, уже менее уверенно

добавляет – Вокзал такой богатый, красивый, зелёный…

Киваем на ходу, мы спешим. В след летит: «Тайга, ягоды, грибы!..» Вахтёрша - сибирячка. Родилась в Томске, она очень скучает по родине.

На полу музея - войлочные ковры, на стенах – тоже ковры. На столике

расставлены сосуды из кожи, расписные пиалы. Уютное местечко! Рядом надпись -

«Уголок юрты. Продаётся.».

Завтра – открытие нашей выставки.

Неоформленные работы, инсталляции-полуфабрикаты…

Талант Огобаев невозмутим. Он пустился на четвереньках в непростой путь

по черному сукну. Талант вырезает ножницами в сукне дырочки, куски ткани

складывает рядом – оставляет черные следы. Это будет ловушка, её растянут среди зала между деревянных шестов и забросают битым стеклом. Инсталляция - опасная зона.

Вечер, вернисаж и конец рабочего дня.

У входа в музей остановился грузовик. Молодая девушка, киргизка в национальном костюме. Она на фоне огромного фото Нью-Йорка пытается засунуть пальму в грузовик.

Утро. Едем на Иссык-Куль. Вдоль дороги дома из бурого кизяка. Опять всё горы,

холмы - выжженная солнцем земля. Внезапно на нас выплывает оазис - восточный город, только очень маленький - крошечные дворцы из белого кирпича, всевозможные арочки, башенки, узорчатые оградки.

Это - кладбище, «джай», в переводе на русский - спокойствие, покой.

Киргизы верят, что жизнь после смерти будет по-настоящему прекрасной, а земную жизнь они называют просто - «ложный мир».

2004